В преддверии дня рождения мы побеседовали с Юрием Васильевичем Моисеевым – 23 декабря патриарху магнитогорского хоккея исполняется 78 лет!
С Юрием Васильевичем Моисеевым можно разговаривать бесконечно. В своей жизни он видел немало коньков, клюшек, и другой хоккейной амуниции. Более того, он не только её чинил, но и создавал собственными руками. Из этого интервью с уникальным ветераном магнитогорского хоккея вы узнаете много интересного. В том числе неизвестные ранее факты о стадионе «Малютка».
– Юрий Васильевич, как у вас со здоровьем?
– Нормально всё. Шевелимся, потому что движение – это жизнь. Как говорил один путешественник: лучше умереть в пути, чем в постели. Я его немножко перефразирую: лучше умереть где-нибудь в дороге, чем дома на кровати. Двигаюсь, стараюсь шевелиться. Перенес несколько операций: на позвоночнике, на прямой мышце живота, на колене. С грыжами боролся. Плаваю. Разрешают мне здесь в бассейн ходить, в баньку. Вот так восстанавливаюсь. А здоровье? Что нам пенсионерам сделается?
– В тренажерный зал до пандемии ходили?
– Да. А ещё дома у меня велосипед есть. Иногда просто лопату возьмешь, снег погребешь. По хозяйству возишься. Вся жизнь такая сейчас.
– Опять-таки на хоккей до пандемии приходили уже не так постоянно, как раньше?
– Ну, мы решили, что хватит уже, а то пенсионный возраст добавят. Мне 77. Получается, 17 лет на пенсии. Поэтому, всё – пора уходить. Здесь нужно молодым быть. На работе, и везде. Замена у меня хорошая, так что всё в порядке. Я приходил иногда на матчи в «Арену «Металлург», но около льда уже игру не смотрел. Ноги остывают, и что там мешать людям? Они на работе. С трибуны теперь мне лучше видно.
– Но с трибуны хоккей совсем по-другому воспринимается, чем со скамейки, где вы столько лет с «Металлургом» провели?
– Абсолютно. Со скамейки видишь то, чего не видит зритель: кто упал, где упал, кто поскользнулся. Может, у кого конек. Это же работа. Доктора же тоже смотрят хоккей не по телевизору, а у бортика, потому что они должны знать характер травмы, столкновения, как игрок упал на лёд. Может, просто голеностоп не выдержал, может, просто на что-то наехал. Работа есть работа.
– Сами в последний раз давно выходили на лёд покататься…
– Очень. После инсульта ни разу не катался. Нормально двигаюсь, шевелюсь. Просто некоторые товарищи-медработники говорят: «Ты себя пока притормози». Я и торможу. Может, лет в 80 выйду.
– Всякое бывает. Я даже такого не исключаю. Юрий Васильевич, кто из тренеров «Металлурга» всерьез интересовался вашей работой? Имели заинтересованность в том, на каком оборудовании вы точите коньки, делаете заклепки?
– Меня пригласил в свое время Валерий Белоусов. Поэтому я старался не подвести его и команду. А насчет оборудования здесь не тренеры влияли больше, а Геннадий Величкин. Он интересовался этими вопросами и всегда спрашивал меня: «Дед, что тебе надо?». Я ему говорил. Простой пример. В Новосибирске увидел один станок: «У тебя есть такой?». – «Нет». – «Всё, приобретаем». Было немножко попроще, и было по-другому, потому что тогда же ничего не было. Это сейчас мы всем необходимым обросли, столько сейчас инвентаря. Раньше я коньки точил на самодельном маленьком станке. Но потом, когда я стал работать в команде, канадские станки весят по шестьдесят килограммов, я сконструировал себе маленький станок из титана, который весит всего двенадцать с половиной килограммов. И вдобавок к нему ребята с ММК помогли сделать титановый клепальный станок весом пять килограммов.
– Что вы скажите о коньках прошлого?
– Раньше, в восьмидесятых годах, лезвия для коньков делали из металла, который давал наш комбинат. Коньки ленинградского производства. Но там и сталь была не такой, и пластмасса применялась. Сейчас уже коньки со съемными лезвиями. А раньше мы играли в ржавых «промокашках».
– Почему они назывались «промокашками»?
– Так они были сделаны из дерматина. Лезвия ржавели. Потом чешские коньки пошли, и пошло-поехало.
– Пятьдесят лет назад вы провели, пожалуй, свой лучший сезон в составе «Металлурга». В чемпионате 1969/70 гг. Юрий Моисеев забил семь шайб. Вратарем той команды был Валерий Постников…
– Тогда тренером у нас был Георгий Мордухович. Мы были на сборах в Уфе, и нам катастрофически не хватало защитников. А я любил силовую борьбу, поэтому он меня перевел в оборону, я был склонен к этому. В начале у нас была тройка нападения: я, Щербаков и Михайлищев. Потом из Челябинска Геннадий Щепилов подъехал. Высокий такой, руки у него были хорошие, клюшкой играл под девяносто градусов. Где он теперь, что с ним, к сожалению, не знаю. Позже к нам присоединился Толя Ларин по прозвищу «Фира». Он играл под 11-м номером, под Фирсова косил. Владимир Щербаков был классный нападающий: он и в центре мог сыграть, и на краю. Раньше он играл за команду глухонемых. Сейчас, кстати, говорят по-другому: инвалиды по слуху. Разумняк Анатолий – защитник, Юрий Белецкий в нападении играл. Леня Давыдов нападающий, наш воспитанник, он у меня с интерната занимался. Я работал инструктором физической культуры, и когда мы играли на первенстве города в 60-х годах, нужно было иметь юношескую команду. Мне в 1962 году было самому 20 лет, и эти ребята 1948 года рождения, они занимались у нас, а потом перешли в «Металлург».
– Каким был Валерий Постников как вратарь?
– Нормальным. Он был предан своему делу. Я его мало знал. Халим Мингалеев – гораздо лучше, они вместе играли в Стерлитамаке. Он постоянно записывал тренировки, был очень устремленным, хотел играть чуть ли не в сборной СССР. Когда мы были на сборах в 1969-м году, хоккеисты жили в интернате молодых рабочих. Кто в северном подъезде, кто в южном. И Валерка там, как мы шутили, спал на щитках.
– Чем экипировались тогда, пятьдесят лет назад?
– Экипировка была самая простая. Коньки нашей фирмы «Союзспортпром». Шлемы в 1965-м году я начал делать, мы их делали сами. В 1967-м на сборы в Новокузнецк поехали в самодельных шлемах. Их было шесть или семь. Вместе с женой сделали. Макет головы, стеклоткани пять слоёв, обрежешь и согнешь, пока она мягкая. И ходили в ЛПЦ №3 просили ребят, они их красили с краскопульта. «Уши» приделывали, амортизаторы. Кстати, меня один из таких шлемов тогда спас. В 1966-м году мы играли на приз открытия или закрытия сезона, я выходил из своей зоны с виража, меня ударили в живот клюшкой. Короче, очнулся в раздевалке. Мне окутывают голову. Говорят: ты ехал, ехал, а потом как столбик выпрямился и упал назад. На затылке кружок и вмятина, следы от стеклоткани. Привезли в больницу. Через два дня оттуда сбежал. Нормально себя чувствовал. Ты бы видел, какие щитки для полевых игроков приходили широкие, их нужно было обрезать. Ботинки были с прямыми пятками. Приходилось распарывать, ушивать, чтобы пятка фиксировалась.
– Вратарская амуниция у Постникова, какой она была?
– Да та же самая, всё перешивать приходилось. У каждого вратаря, как у швеи, было свое шило, нитки.
– Валерий Викторович сам себе форму шил?
– Ну а кто же?
– Вратарская маска?
– Делалась полностью из стеклоткани, вырезались глазницы. Но при ударе не спасала. Каждое попадание шайбой чувствовалось. Всё делали сами. Первый жёлоб сделал в 1963-м году. Работал в КИПе, взял маленький двигатель, мощность у него была где-то пятьдесят ватт. Ну а чем точить? Мы же не знали как. Я нашел тонкий графитовый диск миллиметра три, и проделал канавку в лезвии, и глубокую сделал. Вышел на лёд и поехал, как на лыжах, по прямой! Никуда не свернешь. Понятия не имел, что я сделал. Потом у фигуристов услышал, что надо брать наждак потолще, и заправлять его. Ну и мы заправляли корундом, это такой камень, брали его на ММК. Это сейчас алмазные заправки.
– Соперники обращались за помощью поточить коньки?
– Можно про вратарей расскажу?
– Давайте.
– Когда Трэвис Скотт появился здесь, он сам форму шить научился. Видимо, ему надоело приходить и просить нас. Всё равно, как ты сам хочешь, никто не сделает. И уже потом Трэвис научился пользоваться шилом и крючком. А насчет соперников, конечно, приходили, советовались. А как узнать, как правильно сделать? Однажды приехала к нам команда «Крылья Советов», еще играли во дворце им. И.Х. Ромазана. Там защитник был Вадим Подрезов, он за нас раньше играл. Подходит, и говорит: «Васильич, надо наточить коньки». Я только начинал работать, и думаю, как это сопернику я точить коньки буду? Подхожу к Белоусову, тот разрешил: «Точи, а то вдруг у нас что-нибудь такое случится». Я ему: «У нас не случится». Но коньки Подрезову наточил.
– Кстати, когда на «Малютке» играли, «ракушками» пользовались? Или без них выходили на свой страх и риск?
– Они были, но представляешь: ложка из алюминия – она толстая, а «ракушки» были гораздо тоньше. Поэтому при попадании шайбы они выворачивались наизнанку. Так что многих тошнило. Представляешь, силу броска шайбы? Многие из тех, кто играл без «ракушек», не могли потом иметь детей. Я помню одного хоккеиста, не буду озвучивать его фамилию, он всегда без «ракушки» играл. Однажды его увезли со льда после попадания шайбы. Но дети у него потом родились.
– Обмен опытом был с другими техниками?
– Да, особенно со специалистами из Ярославля и Новокузнецка. Один из них - Равиль подсказал мне идею с титановым станком.
– В вашей карьере были форс-мажоры? Например, приезжаете на выезд со своим станком, а он раз, и сломался…
– Один раз в конце сборов или турнира в Финляндии получилось так, что я оставил свой станок в раздевалке. А мы с командой уже приехали в гостиницу, и мне сообщили, что взорвался конденсатор станка. Двигатель станка оказался включен, и произошел такой неприятный случай. А был последний день сборов. Что делать? Мне притащили станок фирмы ССМ. Ребята его увидели, и не захотели точить коньки, решили докататься на старых заточках. Потом мне прислали запасной станок.
– То есть на шведском станке ССМ работать не стали, только на канадском «Блэдмастер»?
– Да, они не совсем удобные. На станке ССМ не сделаешь такой глубокий желоб, как на канадском станке. Поэтому они у нас не прижились. Например, у Василия Кошечкина желоб глубокий – «единичка». Но на станке ССМ такой глубокий желоб сделать невозможно. Самый неглубокий желоб у Андрея Локтионова – «десятка». Чуть не два дюйма, почти прямой желоб, то есть мелкий. Чем мельче желоб, тем лучше накат. Всё же зависит от соприкосновения железа со льдом. Там образуется слой водички – трение, коэффициент трения небольшой, поэтому скольжение лучше. В «Металлурге» играл такой защитник – Владислав Бульин, он просил желоб поглубже. Говорил мне: «Дед, сделай мне поглубже, чтоб я уперся в лёд. «Единичку» делал, как Василий Кошечкин. Меньше, чем полдюйма, глубокий желоб. Многие иностранцы мелкий желоб предпочитают, им так лучше катить.
– От чего ещё может зависеть катание игрока в конкретном матче?
– Допустим, лезвие может проскальзывать или врезаться. Всё же зависит от температуры льда и количества народа во дворце. Бывает так, что приходится перетачивать в процессе игры. Во дворце Ромазана был классный лёд, накатистый. Говорят, здесь он по качеству немного не такой, каким был там.
– Чем современные клюшки отличаются от тех, что были десять лет назад?
– Десять лет назад были «трубки». Крюки отдельно делали, и они стыковались с палками. Женя Корешков любил, чтобы клюшка играла. Однажды давил, давил, и чуть было руку не повредил. Просто они прогибаются дугой. Там же идет отскок ото льда. Сейчас они измеряются во флексах по степени жёсткости. Кто-то играет клюшками в 80 флекс, кто-то 90, кто-то 100, кто-то 110, кто-то 115. Защитники предпочитают клюшки пожестче, но не все, конечно. Всё зависит от массы, силы рук, от того, как разворачиваешься. Ведь, чтобы бросить щелчком, нужно ударить перед шайбой в лёд, сантиметров в десяти от нее. В этот момент клюшка прогибается и рикошетом идет. Если ударишь сразу по шайбе, то клюшка может сломаться. Иногда ребята в впопыхах бросают, и бывает, что на крюках дырки и трещины образуются. Крюки-то тоньше, чем шайбы, и поэтому они ломаются. А в центре палки ломаются от того, как игрок загрузил клюшку во время щелчка или броска.
– Раньше-то клюшки деревянные были, увесистые. Они ломались меньше?
– Да нет, наоборот, чаще. Когда я играл ещё на левобережном стадионе, у нас были клюшки кыштымовской мебельной фабрики. Они делались из простого дерева. Ни бук, ничего слоеного. Наши умельцы обрабатывали их марлей с казеиновым клеем. Ну а потом, в 70-х годах, я стал клеить эпоксидной смолой. Раньше клюшки были неудобные: под девяносто градусов, крутой загиб, который пошел от клюшек из хоккея с мячом. Раньше никто ничего не знал, что в литературе прочитаешь, тем и воспользуешься. Кстати, стадион «Малютка» мы построили по совету канадского специалиста Патрика. Кто-то из наших ребят притащил книжку, в которой Патрик советовал размеры 28 на 60 метров. И что у нас получилось?
– И что же?
– Я разметил радиусы по три с половиной метра. Разметил столбики под борта. Каждый столбик был сантиметров семьдесят, чтобы его вставить, окопать. И когда мы обили борта, площадка у нас получилось 28,7 метра по ширине и 61 метр по длине.
– Получается, она была нестандартная?
– Она была сделана под канадскую площадку, но я её спроектировал немного неправильно.
– Выходит, уже тогда хоккеисты «Металлурга» на «Малютке» играли на площадке финских размеров?
– Почти финских размеров.
– «Малютка» была одной из самых удобных открытых арен для команд второй лиги Советского Союза?
– Я-то свою раздевалку сделал, когда перешел на тренерскую работу в 1972-м году. Там была лыжная база проката. По ночам не спал, под утро вставал, только бы быстрее бежать, что-нибудь там сделать. Когда решил перевестись туда Постников с «Металлургом», мы отобрали две душевые от интерната. И одну из душевых мы переделали под раздевалку. А гости раздевались в той раздевалке, где была лыжная база проката. Было удобно из-за того, что всё было рядом. Столовая работала наверху во втором интернате, и в третьем интернате столовая тоже была.
– Хорошие условия были по тем временам?
– Очень хорошие. И качества льда было тоже хорошее. Лёд заливали «волокушей». Это труба с отверстиями, на нее цеплялось одеяло, и шло подсоединение к баку с водой. Мы это изобретение подсмотрели в Новокузнецке в 1967-м году. Там выезжал заливщик на мотороллере, сзади был прикреплен бак с горячей водой и «волокуша». Кстати, с тех сборов в Новокузнецке мы взяли очень многое: тренажеры, пояса, резиновые амортизаторы. В 1968-м году работать тренером в Новокузнецк приехал бывший защитник сборной СССР Николай Сологубов. Мы видели его тренировки, и просто поражались. Мы-то, деревенские, ничего не знали и не видели ранее. Он там показывал такие силовые приемы! Очень много показывал разных хоккейных хитростей, как надо играть против двоих нападающих, которые выходят на одного защитника. И другие приемы и варианты.
– А как раньше лёд заливали без «волокуши»?
– Да с помощью шланга. А так, в основном придешь утром на тренировку, снега на поле по колено. Начинаешь разбрасывать. Кстати, скребки помогали технику катания отрабатывать и силу в ногах. Попробуй там глыбу снега увези, а потом его надо прокидать за забор, да так, чтоб он потом обратно на лёд не высыпался. Так что перед тренировкой была физподготовка.
– Помните же тот момент в Евролиге 1999-го года. Говорят, что у Бориса Тортунова была дырявая «ловушка»…
– Нет, не дырявая. Если бы показать тот момент, полностью снятый на видео, то там видно было бы, когда шайба была в зоне «Динамо», Борис поехал от ворот и уже собрался снимать «ловушку», но увидел, что Марков начинает бросать, и стал откатываться назад, надевая вновь «ловушку» на руку. И шайба, видимо, попала в край ловушки. Борис подходил после третьего периода, я его спрашивал, надо ли подшить «ловушку», он сказал, что нет необходимости.
– То есть «ловушка» была нормальной?
– Конечно. Мне понравился момент, когда в раздевалку команда зашла после третьего периода, капитан Михаил Бородулин предостерег: «Парни, не подходите к Борису, и ничего ему не говорите. А то он сломается и как вратарь, и как человек». Это Миша говорил, он всегда был жестким в своих требованиях. Хороший был капитан.
– Бородулин вам как-то помогал?
– Ну а как же! Раньше, как это было? Приезжаем, допустим, в Чехию. Там я увидел классный паяльник для работы с пластмассой. Сказал об этом Бородулину, он дал денег на это.
– Игроки сами скидывались?
– Да, конечно. Раньше хоккеисты возили с собой рубанки, фуганки. Даже Александр Гольц в свое время возил рубанки, ножовки.
– У кого из «Металлурга» на «Малютке» был самый сильный бросок?
– Там шайбы на куски разлетались от мороза. Из тех, с кем играл, у Надыршина и Гребенника. Силу броска невозможно было измерить. Я пытался в 70-х годах сделать прибор для изменения силы броска.
– Серьезно?! И к чему пришли?
– Я взял старый телевизор, трубку, положил её под трибуну. Взял кирпичи, разбил трубку, чтоб пустота была. С задней стороны смолой заделал, спереди резину приклеил, воды налил, и при ударе вода в трубке подскакивала и с помощью внедренного в трубку флажка показывала уровень силы броска. Я пытался сделать катапульты для выскакивания шайб, как в теннисе знаете, когда мячики выскакивают во время тренировки? Но это дело не пошло. Шайбы сами по себе очень тяжелые, нужны были шайбы полегче, как теннисные мячики. В 1972-м году я сделал укороченные роликовые коньки. Летом мы «Малютку» устилали транспортерной лентой. И катались. Но лента была не новой, поэтому на ней были бугорки, о которых игроки спотыкались и падали.
– Кто из игроков «Металлурга» очень трепетно относился к своему инвентарю?
– Помню, как Вадим Гловацкий ухаживал за своей формой. Он всегда ее лелеял, никогда не разбрасывал. Помню, как Валера Карпов приехал из-за океана, и первым стал приходить в день игры в раздевалку за два с половиной часа до начала матча. Гомоляко все время перед игрой дня за два точил коньки. Есть люди, которые точат коньки после раскатки. Женя Малкин, когда только пришел к нам в команду, переодевался рядом с Карповым. Тот его постоянно гонял по экипировке: «Женя, чего разбросал форму! Собери!». «Иди, постирай её, а то я её выкину в урну!».
– Многие годы вы занимались тем, что точили коньки для профессиональных хоккеистов. Кто вас самого обучал этому ремеслу?
– Вероятно, это мне было дано. Я родился в семье, где мы своими руками делали мебель, точили колеса. Отец был рукастым человеком. Я родился, когда ему было 58 лет. Он воевал еще в Первую мировую войну. Тем более я вырос в деревне, где все старались сами ко всему прийти. И потом учился по специальности будущего – электрослесарь КИП и автоматики. Проходил практику на коксе, работал на третьем блюминге. Приходилось всё делать самому. Если где-то что-то сломалось, никого не позовешь.
– Юрий Васильевич, спасибо вам за этот разговор! Хочется пожелать вам болеть исключительно за магнитогорский «Металлург»!
